Компрачикосы и нюрнбергское дитя

В школьные годы чудесные две темы настойчиво тревожили мой ум и потрясали воображение: компрачикосы и нюренбергское дитя.

Про первых я прочла у Виктора Гюго почти в самом начале романа “Человек, который смеется”.
«Компрачикосы обладали умением видоизменять наружность человека…Сделать навсегда маской собственное лицо человека – что может быть остроумнее этого? Компрачикосы подвергали обработке детей так, как китайцы обрабатывают дерево… Искусственная фабрикация уродов производилась по известным правилам. Это была целая наука. Представьте себе ортопедию наизнанку. Нормальный человеческий взор заменялся косоглазием. Гармония черт вытеснялась уродством… Из рук компрачикосов выходило странное существо, остановившееся в своем росте. Оно вызывало смех; оно заставляло призадуматься. У тех, кого предназначали для роли фигляра, весьма искусно выворачивали суставы; казалось, у этих существ нет костей. Из них делали гимнастов.»
После этого во всех словарях, которые попадали мне в руки, я первым делом искала статъю про компрачикосов… и, конечно, не находила ничего подобного.

Вторым взволновавшим меня вопросом оказалась опубликованная в старом номере “Науки и жизни» история так назыаемого “нюрнбергского дитя” – найденного на улице Нюрнберга в 1812 году загадочного шестнадцатилетнего подростка Каспара Гаузера с отставанием в развитии, который настолько взбудоражил общественность Европы и Америки, что им заинтересовался Людвиг Фейербах, про него написал стихотворение Поль Верлен, и по зрелом размышлении его сочли потомком королевского рода.
Статья заканчивалась риторическим вопросом типа – так кем же он был?, и по простоте душевной я решила в будущем доинтернетном еще водовороте информации обязательно отслеживать эту тему в поиске разгадки.

You may follow and like me

«Он как свои на теле носит» или Чувство собственной неполноценности как национальная черта

Предаюсь сейчас изысканнейшему удовольствию — перечитываю “Черную книгу” Орхана Памука.

Из Четвертой главы моей Саги “Невыносимое томление плоти”:

“В моей жизни случилось несколько книг, которые, будучи раз прочитаны, прочно переместились в мое сознание, получив таким образом своеобразную реинкарнацию. В дальнейшем рассуждения и сюжетные ходы из этих книг то и дело всплывали в моем мозгу. Порой мне хотелось освежить в памяти отдельные фрагменты книжных полотен, что могло вылиться в перечитывание произведения целиком.»

Орхан Памук — лауреат Нобелевской премии по литературе 2006 года. В 2007 году Памук окончательно переехал из своего любимого родного Стамбула в Нью- Йорк и сейчас читает курс лекций по истории мировой литературы и писательскому мастерству в Колумбийском университете.

Что мне сразу бросилось в глаза, так это свойственное и нашему брату постоянное иронически – критическое отношение автора к отечественной — в данном случае турецкой – жизни.

«если у ребенка, съевшего турецкую шоколадку, начала шелушиться кожа…»

«если радиоприемник испортился после первой же песни сладкоголосой Эмель Сайин, поскольку батарейка отечественного производства потекла и залила его угольно-черной жидкостью…»

«Впрочем, книги я в то время, как и полагается турку, читал не ради развлечения, а в стремлении узнать что-нибудь такое, что может пригодиться в будущем»

«В фильме имелась сцена поцелуя — самая обычная… да к тому же еще и урезанная нашей цензурой до четырех секунд.»

«наших кинозвезд, которых в какой-нибудь европейской стране не взяли бы и в проститутки, не то что в актрисы»

«Не рвите тетради!— орал историк визгливым голосом.— Я требую, чтобы у вас были отдельные листочки в папках! Тот, кто рвет тетради, портит народное добро! Вы не турки, вы безродные негодяи! Двойки поставлю!»

«Старик изобрел у себя в лаборатории новое лекарство. По этому случаю была организована пресс-конференция… общественность, взволнованная тем, что наш соотечественник в кои-то веки что-то изобрел…»

«Этот дом — типичный дом «мещанина», или «нашего простого человека». Старые кресла под чехлами из цветного ситца, занавески из синтетической ткани, эмалированные тарелки с орнаментом из бабочек, уродливый буфет и хранящийся в нем ликерный сервиз с сахарницей, выставляемый на стол только для гостей по праздникам, выцветший старый ковер… телевизор должен быть покрыт именно такой салфеткой ручной работы… капля варенья на коробке для шитья, приспособленной из коробки шоколадных конфет…»

Я постоянно натыкаюсь на описание ущербной антиутопической реальности совка, столь нам знакомой…

Семьдесят лет железного занавеса — это, конечно, дорогого стоит.
Понятно, что на момент перестройки быт наших соотечественников существенно отставал как по дизайну кухонной мебели, так и по ассортименту колбасы в супермаркете.
Но откуда все-таки в наших гражданах до сих пор, когда мир уже настолько унифицирован, такое неизбывное тотальное самоуничижение на тему «у нас все плохо, а там все хорошо»?

You may follow and like me

Немного об утраченной реальности

Не так давно судьба забросила меня на метро Таганскую, и я решила дойти до высотки и поверить правильность этих строк из Второй главы моей Саги:

“Это, действительно, было классно – выпить на скорость по две бутылки пива в удивительном дворике со смещенным пространством где-то на задворках за кинотеатром ‘Иллюзион’. Сижу на перилах, ограждающих газон, а окрестные дома – далеко внизу, под откосом. “

Ну, что я вам могу сказать? Много где пространство перегорожено строительством и прочими заборами, поэтому было очень трудно понять, где именно, в каком дворе можно было сидеть на бортике ограды и любоваться откосом. Я пыталась поймать эту скошенность и так и сяк, но получилось как-то не очень.

Поэтому остается только ходить и повторять за классиком жанра:
“По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.”

You may follow and like me